Господи, сколько горя на земле! Сколько здесь проливается жгучих слез каждый час, каждую минуту! Сколько стонов, воплей, рыданий вырывается из груди несчастных страдальцев-людей! Если бы собрать все эти слезы, то из них образовались бы не ручьи, а реки. И что же заставляет человека плакать, рыдать, скорбеть, томиться? Причины слез различны, как различна и степень страданий. Кто не видал, например, слез по усопшим родным, кого они не трогали, кого не приводили в чувство глубокой скорби, томительной печали и тяжелого раздумья? Умирает дорогой отец, любящая мать, нежный супруг, подруга-жена, умирают малые дети — все это родные, дорогие, близкие нашему сердцу лица. Как же не плакать, лишаясь их, как не лить слез, кладя их во гроб, опуская в сырую темную могилу, расставаясь с ними навсегда? Слезы невольно льются, текут обильным ручьем из опухших очей, и их никак и ничем не удержишь, не остановишь… И пусть они льются, через них капля по капле выходит наружу вся жгучесть скорби, печали, тоски! Слезы у гроба дорогого нашему сердцу человека уместны, позволительны. Плакал Авраам по жене своей Сарре, лил горькие слезы Иаков по сыну своему Иосифу, прослезился и Сам Христос у пещеры Своего друга Лазаря, горько рыдала над бездыханным телом Своего возлюбленного Сына Пречистая Матерь Сладчайшего Иисуса. Нам ли, слабым и немощным в вере, не плакать, лишаясь своих родных, провожая их в другой мир?

Спаситель наш, пришедший в мир научить людей правилам богоугодной жизни, не запрещал плакать у гроба родных. Он не осуждал слезы по умершим, а предлагал одно лишь утешение. Евангельская история рисует нам следующую трогательную, поучительную картину. Окруженный большой толпой народа, Христос входил в город Наин. У городских ворот встречается печальное шествие: несут погребать юношу — единственного сына бедной наинской вдовы. За гробом идет небольшая толпа народа: родственники, знакомые и вся в горьких слезах безутешная вдова. Слезы застилают свет в ее очах, она издает глухие прерывающиеся стоны. Лишиться единственного сына бедной, безродной вдове — кто может выразить словами это тяжкое, лютое горе?! И она плачет, рыдает, стонет, вздыхает. Горькие слезы бедной вдовы тронули Иисуса Христа, и Он сказал ей: «Не плачь!» Потом, обратившись к умершему юноше, воскликнул: «Юноша! тебе говорю, встань!» (Лк. 7, 13-14). Юноша тотчас же по слову Божественного Чудотворца ожил и встал, к великой радости матери. Так Иисус Христос утешил бедную найнскую вдову.

Этот голос проник в непроницаемую, глубочайшую полночную тьму, которая скрывала всегда загробный мир от людского взора. Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить; и отдал его Иисус матери его. И всех объял страх, и славили Бога, говоря: Великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ Свой (Лк. 7, 15-16).

Други мои, смерть есть общая участь всего земного, участь горькая, тяжкая. Кто из нас, так любящих жизнь, не боится смерти — этой беспощадной силы, разрушительной для нашего земного жития? Кто не содрогнется при виде холодной могилы, которая немилосердно поглощает близкие нам существа: наших сродников, друзей и знакомых; которая и нас скоро ли, долго ли, но непременно примет в свои мрачные недра? Да, страшна нам смерть, так страшна, что мы и «думать о ней боимся! Но были люди, которых смерть не страшила. Симеон Богоприимец, которому было обещано Духом Святым, что он не умрет, пока не увидит Иисуса Христа, приемля на руки свои Божественного Младенца, воскликнул:«Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром» (Лк. 2, 29). Этот старец готовится умирать, но не печалится об этом, а торжествует и поет, радуется и восхваляет Господа. Святой Апостол Иоанн Богослов, чувствуя приближение смерти, сказал своим ученикам: «Дети, выройте мне могилу», затем лег в нее и предал дух свой. Святитель Димитрий Ростовский, предчувствуя свою кончину, призвал певчих, заставил их пропеть некоторые любимые им церковные песни, затем, отпустив всех, стал на колени перед иконою Спасителя и скончался среди молитвы. Так же мирно умирали и другие святые. Вот что повествуется в Житии священномученика Василия, пресвитера Анкирского, память которого Святая Церковь празднует 22 марта. Этот святой муж, живший в IV веке, обличил в отступничестве от Христа императора Юлиана и предсказал ему скорую погибель. Тогда император, жестокий гонитель христиан, приказал вырезать из кожи святого каждый день по семи ремней, так что почти вся кожа святого висела ремнями. Наконец все тело святого пронзили раскаленными железными прутьями, и он тогда скончался. Последние слова этого мученика были: «Иисусе, надежда моя и тихое пристанище! Благодарю Тебя, что я скончал течение свое и буду наследником вечного покоя!»

Читая столь умилительную, дивную повесть о кончине Божиих святых, думается: возможны ли подобные страдания в наше маловерное время? Для человека невозможно, но для Бога все возможно; и в наше время есть еще истинные рабы Божии, которые искренно любят своего Творца и Господа и ради любви к Нему готовы на всякое страдание. В назидание себе и вам скажу о дивной христианской кончине отрока Григория и его великом безропотном страдании, перенесенном с любовью во имя Господа.

«Отрок Григорий Родионов, — вспоминает о нем его воспитательница, — был сын крестьянина, родился в Тверской губернии и первые годы своего младенчества провел в деревне у своих родителей. Об этом периоде его жизни мне известно мало подробностей, знаю только, что до трех лет он рос здоровым, крепким, красивым ребенком и за свой кроткий нрав, смышленость и хорошенькое личико был любимцем в семье. Один раз в жаркий летний день, бегая и резвясь, он присел отдохнуть на краю высокого песчаного обрыва, в глубине которого между острыми камнями извивался мелкий ручеек. В это время к нему подошел один из его маленьких товарищей. «Гришутка, — сказал он ему, — закрой глаза». Дитя, не подозревая о грозившей ему опасности, исполнило требование мальчика, а тот, ради шутки, столкнул его в овраг.

Овраг был очень глубоким; несчастный малютка, летя с такой высоты, упал прямо на острые камни, и это было настоящее чудо, что он не убился до смерти. В продолжение двух часов он кричал от страшной боли, так как грудка и спинка его представляли сплошные раны. С этого злополучного дня у мальчика стали расти горбы спереди и сзади. Вскоре после этого скончались и его родители. Тогда бабушка несчастного сиротки повезла его в Петербург, чтобы показать докторам. Профессор П. Лесгафт, осматривавший его, нашел положение его настолько серьезным, что, по его мнению, он мог прожить только до своего отрочества и затем скончаться от туберкулеза костей, так как остановить ход болезни не было никакой возможности. Ужасен был этот приговор для бедной женщины; все, кто знаком с условиями деревенской жизни, хорошо поймут, какой обузой был там ребенок-калека, и притом сирота, если бы она привезла его с собой обратно. К счастью, ей удалось устроить его в приют для детей калек и паралитиков, где я и увидала его в первый раз. В приюте Гриша прожил более пяти лет, и все это время жизнь его была сплошным страданием, но я хорошо его узнала только за последние два года, за время моего учительства в этом приюте. Предсказание доктора исполнилось в точности — ни уход, ни лечение не могли остановить хода болезни. Горбы быстро росли; маленький страдалец сгорбился, ходить он мог только опираясь обеими ручками о колена, спать — только скорчившись ничком! Боли в горбах были настолько сильны и постоянны, что часто он проводил целые ночи без сна, но при этом никто никогда не слыхал от него жалобы и ропота. Когда боли делались уж слишком невыносимыми, он плакал тихонько, уткнувшись в подушку, чтобы не беспокоить няню или надзирательницу, которых он нежно любил. В этом искалеченном, изуродованном тельце обитал необыкновенно сильный дух, терпение его было чисто ангельское. Какой поучительный урок для нас являло в себе это дитя-калека! Как часто мы при сравнительно небольших физических страданиях требуем изъявления участия к нам от окружающих нас лиц!

В приюте, кроме Гриши, были еще 24 питомца, все немощные какими-нибудь убожествами, но немногие из них страдали так, как он. Умилительно было наблюдать за отношением Гриши к своим товарищам: он никогда с ними не ссорился, был постоянно к ним ласков, уступчив и чрезвычайно послушен старшим. Несмотря на свою болезненность, он очень любил учиться и, обладая редкими замечательными способностями, быстро все усваивал. Помню, какие старания употребляло бедное дитя при классных занятиях, чтобы найти для своего изуродованного тельца такое положение, при котором процесс письма был бы ему доступен. «Гриша, голубчик, — бывало, скажешь ему, — ты бы отдохнул, ведь ты устал». Он вскинет на меня свои большие, прекрасные глаза, улыбнется и тихо ответит: «Я не устал».

Вообще, он не любил выставлять свои страдания перед людьми, а нес их как бы тайком от них, перед лицом Единого Бога. «Мне лучше… мне хорошо… у меня ничего не болит», — вот что он, по большей части, отвечал на участливые вопросы окружающих его лиц. Самые любимые его уроки — законоучителя, самое любимое чтение — рассказы из Священной истории и Жития святых. Помню, как я поразилась, когда он, восьмилетнее дитя, прочитав раз подробное Житие святителя Феодосия Черниговского, сразу передал мне его в связном и плавном пересказе. Все, что относилось к религии, он принимал непосредственно в свое чистое сердечко, и именно благодаря преобладанию в нем религиозного чувства, он и переносил свои страдания с таким ангельским терпением и покорностью.

Последние дни его страдальческой жизни были особенно мучительны. И дни и ночи он лежал, скорчившись ничком, опершись локотками о постель. У него образовались гнойные раны под горбом, к этому присоединились еще кашель и одышка. Со стороны нельзя было смотреть без содрогания на эти муки неповинного отрока, но он переносил их с прежней покорностью.

Когда доктор определил, что дни Гришиной жизни сочтены и жить ему остается очень недолго, надзирательница получила распоряжение от приютского начальства отвезти больного в один из детских бараков. С искренними слезами стала она приготовлять его к отправлению и пригласила священника отца Александра Каминского напутствовать его в Вечную Жизнь. С глубоким благоговением принял Гриша Святые Дары, и священник, видя его духовное настроение, нашел его настолько готовым к переходу в ту жизнь, что даже не признал нужным скрывать от него близость смерти. В теплых, глубоко прочувствованных словах он сказал ему несколько напутственных слов о райских радостях, которые ожидают его в той жизни, и выразил ему надежду, что переход его туда будет тих, подобен сну.

Гриша прожил после принятия Святых Тайн ровно сутки. Умилительно и поучительно было видеть его за это время. Страдальческое тельце его еще было приковано к постели, но дух его уже возлетел к Богу.

— К Богу хочу поскорее, — говорил он нам.

— Как же, Гришенька, — спросила его бабушка, — разве ты не боишься смерти?

— Нет, не боюсь, — отвечал он, — к Богу хочу.

— За двадцать лет священства, — сказал напутствовавший его священник, — мне не случалось еще видеть при кончине такого терпения и покорности. Поистине можно сказать, что такие прямо наследуют Царство Небесное» (Русский паломник. 1897. № 49).

Но в чем же тайна такой мирной кончины святых и праведных людей, что их так успокаивало и даже радовало при встрече смерти?.. Святые не боялись смерти, ибо любили Христа, так любили, что одного только желали, чтобы скорее соединиться с Ним навеки. Смотрите, чего более всего желает Апостол Павел? Разрешиться и быть с Христом, желает разрешения души от тела, то есть смерти как единственного средства быть неразлучным со Христом. Значит, если мы боимся смерти, то мы не возлюбили Христа, нас не радует мысль, что через смерть мы будем с Ним неразлучны. Как здесь, на земле, мы не находим блаженства в любви к Нему, а даже считаем за тягость жить по воле Христа, так мы не можем представить и того блаженства, какое можем получить в неразлучном пребывании с Ним на Небе.

Святые не боялись смерти, ибо не были привязаны к земной жизни. Они любили ее, но не ставили выше всего, а считали только средством для получения Жизни Вечной. Но мы любим жизнь не как дар Божий, данный нам для приобретения Жизни Вечной, а как средство получения утешений, разного рода удовольствий в этом мире. Расстаться с жизнью для нас значит расстаться с нашими любимыми наслаждениями, к которым мы привязались, которые мы ставим целью своей жизни.

Святые не боялись смерти, ибо жили добродетельно; они готовились к ней и не были беспечны, они не служили страстям, а заботились украшать душу добрыми делами и делами милосердия. Поэтому-то они могли с дерзновением сказать, что для них соблюдается венец правды на Небе. Священномученик Василий, умирая, говорил что он будет «наследником вечного покоя». Боже мой, какое драгоценное чувство наполняло души святых угодников Божиих и праведных людей при мысли о смерти, они ее желали, жаждали, при этом пребывали в глубоком смирении, ожидая ее как волю Божию! А мы, грешные, при мысли о смерти приходим в ужас, боимся ее, как злейшего врага своего, мы знаем, что она принесет нам, и, странное дело, в то же время нерадим о ней.

Мы видим, как умирают другие, но плохо верим, что умрем и сами; мы говорим, что все мы смертны, а живем так, как будто мы бессмертны, и проживаем всю жизнь свою во грехах, без покаяния… Но кто есть человек, иже поживет и не узрит смерти? (Пс. 88, 49).

Ты и родился с тем, чтобы умереть! Одно тебя избавило бы от смерти: если бы ты не родился никогда. Что это, братья мои, за ослепление такое? Отчего оно? Да оттого, что нам не хочется умирать, хочется все жить, жить всегда, не хочется и думать о смерти; а чего не хотим, о том и не думаем, того и не ждем; живы сегодня, думаем, что живы будем и завтра, будто дух злобы постоянно шепчет нам в уши: «Не смертию умрете» (Быт. 3, 4). Так шептал он праотцам нашим в Раю; Бог сказал им: «Смертию умрете»(Быт. 2, 17) и они не поверили Богу; диавол сказал им: «Не смертию умрете» и они поверили диаволу… Но Адам и Ева не видели в Раю никого, кто бы умер, а мы видим смерть всегда, но живем так, будто она нас не посмеет коснуться… Вот ты уже похоронил отца и мать, сына или дочь; ты закрыл глаза своей жене, ты плачешь по брату, по другу; видишь — все умирают, ужели один ты не умрешь? Кто же тебя прельщает? Все тот же, кто прельстил праотцев, он шепчет и тебе: «Не смертию умрешь». И ты вовсе не думаешь о смерти. Если бы ты думал о ней, то оставил бы сребролюбие, боялся бы обижать ближнего, творил бы милостыню, прощал бы врагам, перестал бы осуждать людей и заботился бы только о своей душе. Но как мало об этом думаешь ты, старик, находящийся уже при конце жизни, а еще меньше думаете вы, переживающие возраст мужества или юности!.. Из другой ли земли вы созданы? Иная ли у вас природа? Или Господь дал вам грамоту на бессмертие? Или вы заключили договор со смертью, чтобы она к вам никогда не приходила?.. О бедные, жалкие люди! Слушайте, что говорит вам Сам Господь: земля еси, и в землю отъидеши! (Быт. 3, 19). Всю жизнь вы гоняетесь за славой, но слава ваша угаснет, как молния. Вы всю жизнь мучаетесь, чтобы накопить себе богатства, но отойдете нагими в землю, а богатство ваше попадет в другие руки. Вы воздвигаете палаты высокие, но одна темная могила будет вашим жилищем. Вы широко распространяете свои поместья, а вам не останется больше ничего, как три аршина земли, чтобы поместить гроб ваш! А слава, а власть, а гордость ваша, а мечты, а роскошь и забавы — все это только тень, которая прошла мимо! Одно только останется несколько дольше — имя, но и то редко доброе, а чаще худое и, во всяком случае, такое, которое все же станут порицать те или другие люди…

Так нет на свете ничего более известного, чем смерть! Все прочее — неизвестно. Вот одни путешествуют, другие торгуют, иные землю возделывают, а те воюют, и никто из них заранее не знает, чем кончатся его труды. Известна одна только смерть: хочется тебе или не хочется, но ты непременно умрешь; земля ты и в землю отыдешь. Таково непреложное определение Божие!

О смерте, смерте, как ты горька! Горе мне, когда придет тот час! Родители, братья и друзья, я вас оставляю! Жена и дети, я вас уже не увижу! Вотчины, богатство, суетные мои труды, я ныне с вами расстаюсь! Почести, успехи, радости, я уже лишаюсь вас! Свет, ты исчезаешь от очей моих! Жизнь, как ты сладостна! О смерть, как ты горька!

А если необходимо мне умереть, о чем же я думаю? Я — прах и пепел, к чему же и чем я горжусь? Зачем я так тружусь, чтобы всего нажить побольше, когда мне придется все здесь покинуть? На что так много иметь хочу, когда сам я смертен? Зачем столько забочусь о здешней моей жизни, которая кончится, а не думаю о душе моей, которая бессмертна? Мне надобно умереть, и я должен потрудиться, чтобы умереть в покаянии и с добрыми делами. Боже мой, объяви конец мой! Боже мой, скажи мне, сколько времени еще прожить мне, чтобы я мог приготовиться к смерти!..

Увы! Сие-то время моей смерти мне и не надо знать. Знаю я, что умру, но когда — не ведаю. Бог, открывший мне столько тайн, не открыл мне, когда настанет час моей смерти, не открыл для того, чтобы я всегда думал о своем вечном спасении и всегда был готов умереть. Евангелие подтверждает, что смертный час приходит, как тать (вор.-Ред.), поэтому нам всегда надо быть осторожными.

Говорят, что сколько Бог определил тебе прожить, столько и проживешь, а раньше не умрешь. Так ли это? Конечно, так, если будешь жить по-Божьи, если будешь во всем воздержан, будешь беречь силы и здоровье как Божий дар. А если сам сократишь свою жизнь греховными привычками и умрешь, то уж никак нельзя сказать, что так было угодно Богу. Вот тебе сравнение. Сколько масла мы нальем в лампаду, столько и гореть она будет, и только тогда она угаснет, когда все масло в ней выгорит. Но ежели лампада опрокинется и масло прольется или над нею пронесется ветер или простое дуновение, то лампада погаснет и прежде времени. Сбереги огонек лампады от всякой случайности, и она будет гореть до тех пор, пока масло в ней выгорит до последней капли. То же самое можно сказать и о жизни нашей. Сколько лет нам Бог назначил, столько и прожить мы должны; но горе нам, сколько помех и опасностей встречает наша жизнь! Бог дал тебе крепкое сложение, и ты по своей природе мог бы прожить сто лет, но роскошь, пьянство, невоздержанность, труды и заботы, грусть и печаль, болезни и немощи сокращают чуть ли не половину жизни, и ты умираешь прежде времени. Другие по своей природе должны бы умереть в глубокой старости, но является внезапная смерть и похищает их в молодости. Тех потопило море, тех убил гром, поразила молния, тех задавило при землетрясении, тех истребил огонь… Как сохранить жизнь от всех этих бедствий? Как ее уберечь, когда будущего не видит глаз твой?..

Бедный человек! Ты бережешься от неприятелей, а умираешь от приятелей; бережешься на море, а тонешь у берега; бережешься от неба, а бедствие постигает тебя на земле; бережешься от того, что видишь, а как убережешься от того, чего не видишь?.. Легко тебе уберечься от оружия неприятеля, но как убережешься от яда, коим незаметно напоит тебя предатель-слуга, подкупленный твоими врагами? О, сколько несчастий встречается в жизни с человеком! Берегись, сколько хочешь, а откуда ты не опасаешься, откуда не думаешь, оттуда к тебе смерть приходит!..

Неизвестна нам смерть и страшна, но есть еще больший страх, приходящий с нею. Несчастный грешник! Что, ежели придет к тебе смерть в тот час, когда ты ее вовсе не чаешь, и там, где ты о ней вовсе не думаешь? Ежели придет и застанет тебя в объятиях блудницы? Если застанет тебя с руками, полными крови бедных; с совестью, отягощенной великими грехами; с сердцем, переполненным яда от ненависти? Застанет тебя в такую пору, что ты уже не будешь иметь времени призвать к себе духовника для исповеди и причащения?.. Несчастный грешник, что тогда будет с тобою? При этом помните, други мои, далече отстоит Бог от нечестивых, по слову премудрого Соломона (Притч. 15, 29), и потому несчастны они бывают и в сей жизни. Как часто наблюдается, что некоторые люди, при своем видимом счастье, в душе своей настолько несчастны, что в отчаянии желают сами себе смерти и даже, как нередко случается в настоящее время, сами причиняют себе смерть. А что вина всех несчастий заключается в грехе, об этом редко кто подумает. Когда человек, вследствие тяжких и нераскаянных грехов оставил Бога, то и Бог оставляет его; тогда злой дух овладевает всем сердцем грешника и делает последнего несчастным. А мучение совести? Разве это малое наказание нераскаянного грешника? Голос совести, как бы ни старались заглущить его, нигде не дает покоя грешнику, и на последнем исполняется слово пророка Исаии: нечестивым же нет мира (Ис. 48, 22).

Но все эти наказания, как бы они ни были тяжки, со смертью человека прекратятся. Но что же ожидает нераскаянного грешника за гробом? Страшно даже сказать — вечные мучения в вечном неугасимом геенском огне, уготованном диаволу и аггелам его. «Аще не обратитеся, — говорил Иисус Христос упорным иудеям, — и не покаетеся, вси такожде погибнете» (Мф. 18, 3. Лк. 13, 3). В пояснение этой мысли расскажем одну повесть, записанную в Четьях-Минеях 28 марта.

В городе Карфагене африканском жил некий муж Таксион, воин. Он проводил свою жизнь нерадиво, много грешил. Случилась в то время в Карфагене эпидемия, от которой умирало много народу. Страшась смерти, Таксион раскаялся в своих грехах и переселился из города в селение. Но здесь он впал в грех прелюбодеяния с женой одного земледельца и через несколько дней после того умер от укуса змеи. Погребли его в близлежащем монастыре. Вскоре по погребении иноки монастыря услышали страшный крик из гроба (Гробы на Востоке представляли собой пещеры-склепы, которые заваливались камнями): «Помилуйте меня! Помилуйте меня!» Откопав гроб, иноки, к своему великому удивлению, нашли Таксиона живым и всего в слезах, стали расспрашивать его о том, что с ним случилось, но он ничего не говорил, а только просил отвести его к епископу Тарасию. В течение трех дней Таксион не мог прийти в себя и лишь на четвертый день рассказал о случившемся с ним. «Отцы и братия, — начал свой рассказ воин Таксион, — когда я умирал, видел перед собой страшных муринов (бесов — Мурин (коптск.) — черный); увидел также двух светлых юношей (Ангелов), которые, взяв мою душу, понесли ее мимо разных мытарств, где истязуют души умерших в грехах. И сколько грехов, столько и мытарств; на каждом из них бесы представляли мои грехи, но святые Ангелы «примериша добрыя дела к делам моим злым, и тако мытарства миновахом». И так мы дошли до блудного мытарства. Здесь демоны представили все мои блудные грехи, которые я совершил с детства. Святые Ангелы сказали, что все телесные грехи, какие я совершил, живя в городе, Бог простил, ибо я в них покаялся. Но демоны сказали, что по переселении из города в селение я согрешил с женою земледельца. Услышав это, святые Ангелы, не находя ни одного доброго дела, которое можно было бы противопоставить греху прелюбодеяния, покинули меня. И вот злые духи начали жестоко меня бить. Затем я был низринут во ад, где страдали грешники. Здесь я слышал непрестанные вопли: «Горе нам, горе!» Трудно изобразить те бедствия и мучения, которые я там видел. Они стонут — и никто о них не сожалеет, плачут — но никто не утешает их, молят о помиловании — но никто не внемлет их мольбе. С грешниками был заключен и я. Вдруг, вижу я, показался небольшой свет и мне предстали два Ангела; я стал умолять их вывести меня оттуда, обещая раскаяться во всем. А они отвечали: «Безвременно ты молишься, до Всеобщего Воскресения никто не выйдет отсюда». Я еще усерднее стал просить их. Тогда один Ангел сказал другому: «Ручаешься ли ты за него, что он покается?» Тот ответил: «Ручаюсь». И вот они, подав друг другу руки, вывели меня из преисподней и привели к моему телу, приказывая войти в него. Тело мое было темное, смрадное, так что мне не хотелось входить в него. Но Ангелы сказали: «Невозможно тебе покаяться иначе, как только в теле, с которым ты грешил». Тут я вошел в тело и стал кричать: «Помилуйте меня!» Этим Таксион закончил свой рассказ. Ему предложили было пищу, но он отказался принять ее. Переходя из храма в храм, Таксион со слезами молился Богу и говорил вслух: «Горе согрешающим, горе некающимся, горе оскверняющим тело свое!» Сорок дней он провел в молитве и слезах покаяния и после того мирно отошел ко Господу.

Видите, каким тяжким мукам был подвергнут Таксион за один грех, в котором не успел покаяться. Какие же невообразимые муки ожидают тех, которые не приносят покаяния по нескольку лет, которые живут так нерадиво, что совсем не думают о своих грехах.

Посему поучительно для христианина видеть и кончину людей грешных, в отчаянии, со страшными мучениями, душевными и телесными, отходящих к Судии Праведному. Кто видел кончину таких людей, тот, не обинуясь, скажет с пророком: смерть грешников люта (Пс. 33, 22) и с Апостолом:страшно есть еже впасть в руце Бога Живаго (Евр. 10, 31). Страшная картина подобной смерти сильнее всяких слов и убеждений может подействовать на душу самого ожесточенного грешника!

Вот один пример страшной кончины нераскаянной грешницы, переданный нам почтенным священником О. М.

Вся жизнь этой несчастной женщины Анастасии представляла почти непрерывный ряд пороков. Взятая с малолетства в дом одного господина, кипевший развратом, где о Боге и жизни, Ему угодной, и помину никогда не было, она выросла без всякого нравственного и религиозного воспитания и едва знала несколько кратких заученных в детстве молитв, в чем и заключались все ее познания о христианской вере. Сначала в барской работе, а потом в пляске, играх, пьянстве и неразлучных с ним других пороках протекла вся ее молодость. На сороковом году жизни она была выслана владельцем из столицы в деревню и там выдана замуж за восемнадцатилетнего юношу. В поместье она занимала должность экономки. Казалось бы, что теперь Анастасия, живя почти независимо и во всем довольстве, должна бы позаботиться о том, чтобы загладить вольные и невольные грехи молодости, но, к сожалению, она об этом и не думала. Напротив, пользуясь большим доверием управляющего, много причиняла зла своим односельчанам. Будучи желчного характера, она всеми и всегда была недовольна. Сколько наказано было из-за нее бедных крестьян безвинно и сколько пролито было ими слез!.. Местный священник несколько раз уговаривал ее смягчить свой суровый нрав и исправиться, но не мог принести ей никакой пользы, даже сам едва не нажил беды от владельца. Так жила Анастасия в деревне более пяти лет, пока не наступил для нее час кары Божией. Анастасия заболела водянкой. Болезнь сначала была неопасна, но потом, усиливаясь более и более, дошла до того, что пользовавший ее врач объявил мужу и родным о безнадежности ее положения и советовал пригласить священника. Это было Великим постом, когда православные заботятся об очищении совести покаянием! Но когда обратились к ней с предложением, не пожелает ли она исповедаться и приобщиться Святых Тайн, тем более что, кроме болезни, к сему располагало и само время поста, больная с бранью и укорами отказалась принять предложение. Несмотря на то, священник был приглашен, но на все его просьбы и убеждения больная отвечала также укорами и наконец повернулась к стене и притворилась спящей. С растерзанной от скорби душой священник оставил больную. Ей между тем становилось все хуже и хуже, так что только глухие по временам стоны ручались за то, что на постели лежит не труп, а живой человек. Так было с нею два дня. На третий день больная пришла в чувство, стала говорить и приняла немного пищи. Но, когда ей напомнили о священнике, она снова пришла в такое раздражение, что, напрягши последние силы, ударила по щеке одного из близких, стоявшего у ее постели. Видя в ней такое ожесточение, все бывшие в доме родные пали перед святыми иконами и стали молить Господа, чтобы Он даровал ей кончину христианскую. Заметив это, больная пришла в еще большее раздражение и даже требовала, чтобы иконы были вынесены вон из дома. «Я молилась святым, я просила у них здоровья; они не услышали меня, так прочь же и иконы их! Я и смотреть на них не хочу!» — так она кричала, и затем целый поток бранных слов полился на иконы из грешных уст больной и телом, и душой. Но не успела она еще окончить преступной речи, как с нею сделались страшные конвульсии, все тело покрылось холодным потом, она страшно застонала и впала в совершенное беспамятство; тело ее охладело так, что все почли ее за умершую. Но через несколько минут жизнь несчастной заявила о себе сильной икотой, которая продолжалась трое суток, затем больная снова страшно застонала и предала дух свой.

Страшно было глядеть на умершую. На опухшем лице ее отпечатались следы ужасных душевных страданий; совершенно открытые глаза, высунувшийся язык еще более увеличивали мрачный колорит этой картины, невольно приводящей зрителей в содрогание.

При взгляде на этот страшно обезображенный труп нераскаянной грешницы невольно приходили на мысль слова Спасителя: «Аще не покаетеся, вси такожде погибнете» (Лк. 13, 3).

Други мои! Пожалеем таких несчастных от сердца, постараемся вразумить их, чтобы спасти их душу, сами же будем каяться непрестанно, всю нашу жизнь будем оплакивать грехи свои, чтобы быть готовыми всегда к смерти. Только тогда мы можем избежать участи нераскаянных грешников.

О, подумайте, братия, каждый о себе, о своей участи; скажи каждый своей совести: «Мне известно, что я неизбежно умру, а умереть надо достойным милости Божией; но мне вовсе неизвестно, когда умру, поэтому надо всегда быть готовым к смерти». Думайте же, братия, всегда о смерти, чтобы вы могли хорошо жить и еще лучше умереть и наследовать Царствие Божие! Аминь.